Политэкономия коррупции

Поводом для нашей беседы с председателем Государственной комиссии по регулированию рынков финансовых услуг Виктором Сусловым стали его апрельские обвинения в адрес руководства Национального банка в нежелании сотрудничать по преодолению кризиса на отечественном финансовом рынке. Но в итоге разговор вышел далеко за рамки спора между двумя регуляторами.

Лебедь, рак и щука

— Виктор Иванович, расскажите подробнее о сути конфликта с руководством НБУ.

— Это не конфликт. До сих пор это был скрытый от общественности спор между Госфин­услуг и НБУ об экономической политике, которую следует проводить в условиях нынешнего экономического кризиса.

Ранее такой же спор, правда, в публичной форме, велся между НБУ и правительством. И, я думаю, Нацбанк выиграл: кризис был признан преимущественно банковским, и подавляющая часть финансовых ресурсов государства была направлена на поддержку именно банковского сектора. Вначале это было несколько десятков миллиардов гривен кредитов рефинансирования от НБУ, а теперь еще и

44 млрд. дополнительно за счет госбюджета на рекапитализацию проблемных банков.

— Разве это неправильно?

— Это правильно в странах, таких как США, страдающих от банковского кризиса. В Украине другая природа кризиса, это — кризис платежного баланса. Главные проблемы экономики — это проблемы огромного дефицита торгового баланса, низкая конкурентоспособность и сырьевой характер экспорта, наличие больших краткосрочных внешних долгов, причем не государственных, а коммерческого сектора.

Коммерческие долги не должны быть головной болью правительства, но стали ею. При этом очевидно, что нынешний вектор экономической политики был навязан международными финансовыми организациями и иностранными кредиторами. Дискуссии вокруг траншей кредита МВФ очень ясно это показали. В итоге главной целью государственной политики борьбы с кризисом стал возврат внешних коммерческих долгов иностранным кредиторам.

— Но вернемся к спору Госфинус­луг с Национальным банком. Как говорится, если непонятно, о чем идет спор, то он идет о деньгах?

— Правильно. После того как реальный сектор экономики был устранен из числа претендентов на финансовую поддержку, спор переместился внутрь финансового сектора.

Госфинуслуг осуществляет надзор за небанковским сегментом финансового рынка. Накопившиеся здесь с начала кризиса проблемы уже приобрели критический характер. Причем вину за значительную часть этих проблем приходится возлагать именно на наших коллег-банкиров. Так, только в банках с временной администрацией из-за введенных там мораториев на выполнение обязательств оказались замороженными страховые резервы на сумму 1,2 млрд. грн.

А ведь страховые резервы служат оперативным источником ресурсов для выполнения обязательств СК в случае наступления страховых событий. И именно за счет этих средств человек, у которого произошел страховой случай — болезнь, авария, пожар или еще какое-то несчастье, должен получать положенные ему выплаты.

Кроме того, в банковской системе «зависли» огромные суммы депозитов. Причем не только страховых компаний, но и кредитных союзов, у которых сотни тысяч вкладчиков. Я уже не говорю о многочисленных задержках с выполнением платежных поручений и даже отказах в своевременном возврате депозитов в работающих вроде бы в нормальном режиме банковских учреждениях.

В начале апреля мы обратились к руководству Национального банка с письменным предложением создать в оперативном порядке специальную рабочую группу с целью отработать программу совмест­ных действий по преодолению кризиса в небанковском финансовом секторе. Мы сразу предложили ряд достаточно простых и не слишком затратных мер, в частности, выступили с инициативой создания фонда гарантирования страховых выплат за счет перевода части резервов СК на счета в Нацбанк под приемлемый для него процент.

Хочу подчеркнуть, что, в отличие от банков, мы не просили государственных денег для страховых компаний. Мы просили разрешения использовать собственные деньги страховых компаний на банковских счетах для проведения выплат страховых возмещений гражданам. Правда, для страховых союзов мы предлагали создать систему рефинансирования через уполномоченный банк с использованием кредитных ресурсов НБУ.

— Почему страховщики должны получать какие-то преференции по сравнению с другими клиентами банков?

— Мы не добивались преференций для своего сектора — мы хотели добиться ясности в системе взаимоотношений между различными регуляторами финансового сектора. У нас удивительная страна — разрешение использовать собственные резервы страховых компаний в банках для выплат страховых возмещений гражданам уже воспринимается как преференция для страховщиков! В то же время, например, в США 85 млрд. долл. государственных денег были использованы на поддержку крупнейшей страховой компании AIG сразу, как только там появились проблемы. Европейские страны тоже поддерживают важнейшие предприятия финансового сектора, а не только банки.

Вкладчики кредитных союзов являются такими же гражданами Украины, как и вкладчики банков, только более бедными, часто это пенсионеры или сельские жители, для которых при выборе кредитного учреждения были важны более высокие проценты, обычно предлагавшиеся по вкладам в кредитных союзах. Отказывая кредитным союзам в поддержке кредитами рефинансирования, НБУ обязан публично объяснить свою позицию.

Я добился личной встречи с главой Национального банка Владимиром Стельмахом, который внимательно выслушал наши предложения и продемонстрировал понимание вопросов. В итоге в конце апреля к нам поступил официальный ответ за подписью первого заместителя главы Нацбанка, в котором содержался отказ по всем пунктам наших предложений.

Причем НБУ отказался не только от создания совместной рабочей группы, но и вообще от проведения совместных консультаций, несмотря на то, что такая обязанность прямо предусмотрена законом о финансовых услугах.

Следует отметить, что мое публичное заявление о неприемлемости подобной позиции НБУ все-таки возымело определенный эффект. Мы получили уже три письма от разных членов правления НБУ с предложениями о взаимодействии, а один даже приходил в комиссию для консультаций. Правда, глава НБУ еще так и не определил свою позицию, а его первый заместитель так и не отозвал свое негативное письмо.

— Не предопределяется ли подобная позиция Нацбанка тем, что одной из целей вашего возвращения на пост главы Госфинуслуг является создание единого мегарегулятора финансового рынка, и значит — лишение НБУ функций банковского надзора?

— О том, что необходимо создание единого регулятора финансовых рынков в Украине, я заявил еще в январе 2003 года сразу после назначения председателем Госфинуслуг, которую в тот момент мне еще предстояло создать. И руководствовался вовсе не только соображением, что единые органы надзора созданы в большинстве развитых стран, но и ясным пониманием того, что в украинских условиях обеспечить скоординированную работу трех независимых финансовых регуляторов невозможно.

Последующие события это только подтвердили. Финансовый сектор регулировали Лебедь, Рак и Щука. Руководители всех трех финансовых регуляторов смогли собраться вместе только один раз — в ноябре 2003 года, чтобы подписать Меморандум о взаимодействии. На этом взаимодействие фактически закончилось. Договоренности об обмене информацией и проведении взаимных консультаций так никогда и не выполнялись. Я убежден, что одним из уроков нынешнего кризиса для Украины будет осознание жизненной необходимости создания единого надзорного органа финансового рынка.

— Западные традиции – западными традициями, а у нас создание мегарегулятора упирается в банальные организационные проблемы. В частности, низкий уровень зар­плат — благоприятнейшая почва для коррупции...

— Я не вижу непреодолимой проблемы. Единый орган финансового надзора должен создаваться как раз на базе НБУ, и ему должна отойти прекрасно оборудованная сеть областных отделений. Ведь если Национальный банк — исключительно орган денежно-кредитного регулирования, то зачем ему такая разветвленная филиальная сеть и такое количество персонала, аналогов которым нет нигде в мире?

Причем велосипед здесь изобретать не надо — есть успешный опыт Казахстана, где пошли именно этим путем, отделив банковский надзор и создав на его основе мегарегулятор, но оставив финансирование за счет и на уровне центробанка.

Что же касается дополнительных источников финансирования, то из мировой практики рецепт известен: это платежи надзора, которые осуществляют участники рынка за услуги по регулированию рынка.

Корпорация внутри государства

— А что означает высказанный вами недавно тезис о необходимости национализации Нацбанка? Это шутка или осознанная провокация?

— Я высказался за национализацию Нацбанка не случайно. Дело в том, что НБУ у нас фактически приватизирован. Это некое неформальное акционерное общество, сформировавшееся еще в начале 90-х. Не случайно там очень устойчивый состав в руководстве.

Национальный банк всегда проводил свою политику в интересах определенных структур, прежде всего банковских. Я в свое время достаточно глубоко вник в этот вопрос — когда возглавлял парламентскую следственную комиссию по расследованию деятельности Национального банка Украины (манипуляции с валютными резервами НБУ и деньгами МВФ) в 1998—2000 годах. И за минувшие десять лет мало что поменялось.

Будучи очень мощной структурой, Нацбанк является и очень закрытым учреждением. Фактически это корпорация внутри государства, пользующаяся невероятными привилегиями, в том числе по условиям оплаты труда и пенсионного обеспечения.

Работать в ней (а в системе Нацбанка работает около 10 тыс. человек) — значит принадлежать к определенной привилегированной касте, в которую постороннему попасть очень непросто.

При отсутствии должного общественного контроля за НБУ все происходит по Жванецкому: кто что охраняет, тот то и имеет. Работники НБУ, например, свободно берут кредиты в своем ведомстве и там же держат свои депозиты. Все хорошо знают, какие огромные средства выделяет на свое содержание Нацбанк. Ведь те невероятные доходы, получаемые от монополии на эмиссию наличных денег, которые в любой стране являются доходами бюджета и которыми распоряжается Минфин, у нас в стране являются доходами НБУ.

— А если оценить политику НБУ в целом — насколько она соответст­вует национальным интересам?

— Руководство НБУ допустило реализацию определенного вида экономической политики, в результате которой Украина за очень короткий срок попала в зависимость от западного финансового капитала, а бремя внешних долгов стало столь огромным, что выпутаться из них, а тем более куда-то прорваться будет крайне проблематично.

Эта политика была навязана Украине извне. А заключалась она в непомерном стимулировании внутреннего потребления, в том числе и за счет привлечения огромных внешних кредитов.

Если вспомнить Маркса, то он еще полтора века назад писал, что действительная цель капиталиста, дающего кредит, состоит в том, чтобы дать кредит на вечные времена. Т.е. дать кредит так, чтобы бесконечно получать проценты, причем, по возможности, максимально высокие. Поэтому сильно ошибаются или лукавят те, кто говорит, что кредит — благо, его надо добиться, завоевать и т.д. Весь западный финансовый мир в докризисные годы был озабочен, куда и как всунуть эти кредиты. И не случайно жертвой такой политики стала не только Украина, но и практически вся Центрально-Восточная Европа и многие другие развивающиеся страны.

Национальный банк в этой ситуации был обязан регулировать потоки капитала — это его законом установленная обязанность. Он не должен был допускать такой огромный переток кредитных ресурсов в сферу потребления, в ущерб обновлению производства и инфраструктуры.

Это все произошло за последние пять лет. Помню, десять лет назад в аналитических записках Минэкономики писалось, что если бы экономика Украины получила 40 млрд. долл., то мы могли бы полностью модернизировать производство и зажили бы, что называется, благополучно и счастливо. В итоге мы получили 100 млрд., но куда они пошли?

Обиднее всего то, что процесс и дальше идет полным ходом. Ведь вся нынешняя борьба за кредиты МВФ — это принципиально ошибочный тип политики, поскольку кредиты берутся государством, а будут потрачены в основном на погашение долгов коммерческих структур и частных банков. А политика перекачки коммерческого долга в государственный — это политика чужих интересов.

До последнего времени у нас быстро рос коммерческий долг, но государственный внешний долг оставался сравнительно небольшим — около 14—15 млрд. долл. Получением кредита МВФ мы его увеличили более чем в два раза практически одним махом и сейчас активно занимаемся поиском других источников получения займов. А далее процесс, если его вовремя не остановить, пойдет по самораскручивающейся спирали. Через два-три года не будет удивительным, если государственный долг Украины достигнет 100 млрд. долл.

Поэтому ключевым вчера, сегодня и завтра является вопрос, кто и как управляет потоками капитала и кто должен нести за это ответственность?

— Счет утекающим из страны и в тень деньгам идет на десятки миллиардов, а мы ездим по миру с протянутой рукой, хотя у нас, как обращает внимание академик Геец, на внутреннем рынке обездвижены и обесцениваются под подушками ресурсы на многие десятки миллиардов долларов.

— Здесь я полностью солидарен с г-ном Геецом: надо не побираться по чужим столицам, а искать пути восстановления общественного доверия к банковской системе и государственным институтам.

Важно осознать еще одну принципиальную ошибку: для страны с точки зрения ее будущего намного дешевле обанкротить коммерческие структуры, у которых многомиллиардные долги перед Западом, чем взять эти долги на государство.

Сейчас мы берем деньги, чтобы банки и корпоративный сектор вернули свои долги за наш с вами счет. При этом все делается молча. Национальный банк должен был бы публично объявить о том, какова его позиция по вопросу о возврате западным кредиторам 40 млрд.

долл. долгов украинских банков и еще большей суммы долгов других коммерческих структур, допустимо ли, что многие банки рассчитываются с внешними кредиторами, но не отдают депозиты гражданам? О каком восстановлении доверия может идти речь?

— А как, по-вашему, ситуация будет развиваться дальше?

— Я не хотел бы сейчас еще больше нагнетать эмоции. Но обращаю ваше внимание на одно очень важное обстоятельство. С высокой долей уверенности можно прогнозировать, что без реализации каких-либо экстремальных сценариев не будет повторно переизбран действующий президент. Полномочия Владимира Стельмаха тоже заканчиваются в январе 2010 года. Так что должна произойти смена руководящей команды в НБУ.

Поэтому очевидно, что Национальный банк должен подвергнуться глубочайшей реформе, серьезным кадровым перестановкам и очень тщательному расследованию того, что там на самом деле происходило внутри.

Все это будет очень серьезно, если только от политических сил, которые просто обязаны эту тему глубоко изучить, не откупятся каким-либо способом. Но кризис развивается и будет развиваться дальше таким путем, что тема НБУ обречена оставаться в центре внимания.

И многие люди там, насколько мне известно, крайне озабочены этой перспективой, поскольку смена команды в НБУ — это изменение расстановки сил в финансовом секторе. А значит — это возможная смена потоков рефинансирования, рекапитализации, покупки валюты, вывода и ввода капитала, получения внешних кредитов и расчетов по ним.

Это настолько важная сфера, что она имеет решающее значение для будущего страны.

— Но произойдут ли реальные перемены? Не получим ли мы лишь банальную смену лиц в графе «руководство»?

— Это ключевой вопрос, решение которого для руководства НБУ сейчас важнее всего, поэтому Нацбанк и пытается закрыться. Ведь за закрытыми дверями проще провести смену лиц лишь формально.

Тем временем сложившуюся систему взаимоотношений реформировать просто необходимо, в том числе через создание мегарегулятора и разделение функций кредитно-денежного регулирования и банковского надзора. Пока же совмещение этих функций — это очевидный конфликт интересов, представляющий собой почву для гигантских злоупотреблений и коррупции.

Ведь у такого регулятора всегда есть два пути — подойти более жестко к надзору или «закрывать глаза», поддерживая учреждение рефинансированием.

Поэтому коммерческие банкиры в Нацбанк, если это орган регулирования денежно-кредитного рынка, вообще не должны заходить. Они должны ходить в орган надзора — отчитываться, рассказывать о проблемах, вносить предложения и т.д. А орган надзора не должен иметь возможности «подкидывать» наиболее вхожим в его стены кредиты. Ведь кредиты должны выдаваться не избирательно, а на общих условиях, при которых каждый банк, выполняющий лицензионные условия и нормативы, имеет равные с остальными участниками рынка права на получение ресурсов.

Сегодня ставка рефинансирования, например, как реальный показатель стоимости кредитных ресурсов в нашей стране не работает, поскольку деньги распределяются административно, по непонятным критериям и в ручном режиме.

То есть все эти изменения с экономической точки зрения для государства жизненно необходимы. А вот с политической — большой вопрос. Ведь что означает для той или иной политической группировки, контролирующей Нацбанк, отдать банковский надзор? Это значит отдать надзор за денежными потоками в системе коммерческих банков. А это — основная система, где осуществляются любые, в том числе и политические перечисления.

Это система, через которую, как я уже говорил, идет многомиллиардный отток денег в офшоры. Или наоборот, приток этих денег обратно в нужный момент. То есть это система абсолютно реальной и очень могущественной власти. И чтобы отказаться от соблазна прибрать эту систему к рукам для ее использования в частных интересах, нужна очень серьезная политическая воля.

— Первые лица в нынешнем Кабмине это понимают? Вы ощущаете наличие подобной воли?

— Не буду делать секрета из того, что в руководстве правительства считают отделение функций банковского надзора архиважной задачей. Не исключено, что к этому пониманию там пришли в тот момент, когда по известным причинам отношения с Нацбанком максимально обострились. Видимо, кризис заставил многое переосмыслить. Нынешний премьер Юлия Тимошенко осознает реальную силу и роль Национального банка в стране. А ведь многие предыдущие правительства погибли, так и не осознав, почему это произошло, — по причине политики НБУ.

Но в недавнем публичном конфликте между Кабмином и Нацбанком есть и положительный момент — он привлек достаточно пристальное общественное внимание к вопросу распределения ключевых экономических полномочий, чтобы их перераспределением можно было заниматься исключительно кулуарно.

Также этот конфликт заставил общество наконец-то всерьез задуматься над вопросом, а кто на самом деле контролирует нашу экономику.

По мере развития экономического кризиса становится ясно, что ключевую роль в стране играет политика Нацбанка, и большинство специалистов считают эту политику ошибочной. Следовательно, именно Нацбанк будет нести главную ответственность за ход и исход кризиса.

Банковское «окукливание»

— Можете ли вы аргументировать эту точку зрения?

— Одна из принципиальных ошибок заключается в том, что Нацбанк начал проводить политику поддержания каждого отдельного банка, вместо того, чтобы заботиться в первую очередь о ликвидности и платежеспособности системы в целом. И если бы речь шла о системе в целом, это означало бы обеспечение достаточной свободы перемещения денег между банками. И, конечно, в условиях кризиса, — неизбежную гибель слабых банков, из которых бы пошел переток денег в более сильные.

Случилось же по-другому, и вовсе не случайно. Дело в том, что за каждым банком стоит та или иная группировка вполне конкретных людей. И, по сути, для каждой такой группировки получить лицензию, т.е. разрешение на осуществление банковских операций, практически невозможно без установления определенных «неформальных» контактов с руководством НБУ, а нередко и на более высоком уровне, поскольку это означает получить «добро» на работу в экономике Украины.

Этим и определяется этот своеобразный «индивидуальный патернализм» по отношению к каждому учреждению: «мы разрешаем, работайте».

Получается, что с точки зрения НБУ невозврат депозитов — это нормально. Ведь если депозиты уходят, то это ухудшает положение его подопечных. То есть на первом месте интересы банков, а не граждан.

По этой же причине банковский регулятор смотрит сквозь пальцы на невыдачу депозитов даже в срок. Пригрозив в своих письмах пальчиком, НБУ так фактически и не отобрал лицензии на привлечение депозитов ни у одного из уличенных в невыдаче учреждений, хотя их счет идет уже на десятки.

Задействовав индивидуальный подход, Нацбанк стимулировал процесс «окукливания» банков. Не доверяя друг другу, банки закрылись, каждый из них обслуживает своих акционеров и их предприятия. Межбанковский рынок нормально не работает, произошла автономизация внутри банковской системы отдельных группировок, связанных с промышленностью, машиностроением, строительством, сельским хозяйством и т.д.

Те же, кто не являются участниками таких группировок, оказались отрезаны от доступа к ресурсам вообще.

Итог — проблема дефицита ликвидности в банковской системе и кредитных ресурсов в экономике вообще не решается. Получилась только оттяжка по времени: доверия граждан к банкам нет, отток депозитов приостановился, но надолго ли? Доступа к внешним ресурсам тоже нет.

Банковская система и вся страна сидят и ждут чуда. Что в мире закончится кризис, что снова появятся рынки сбыта для низкокачественной и неконкурентной сырьевой продукции, что нам дадут еще 100 млрд. долл., и мы их быстро освоим.

Но на самом-то деле ситуация развивается по-другому. Кризис — надолго. Доверие к Украине чрезвычайно низкое. Все стараются отсюда деньги забрать, и никто не хочет давать, в то время как в конце лета — начале осени у нескольких крупнейших банков предстоят выплаты по очень крупным кредитным обязательствам.

Перспектива не проясняется, поскольку банковская система не может выйти из кризиса сама, она должна опираться на оживление экономики.

— Есть ли выход, можете ли вы предложить какие-то конкретные меры?

— Если говорить о главных проблемах банковской системы, то необходимо обязательно поддерживать систему безналичных расчетов, особенно платежными карточками, которая сейчас работает с перебоями из-за невыдачи денег банкоматами и ограничения приема карточек многими учреждениями, обслуживающими розничные сети.

В то же время необходимо максимально ограничить сферу наличного обращения — мы технически готовы к этому. Нацбанку следовало бы давно прекратить практику, когда при безналичных расчетах берутся бОльшие комиссионные, чем при получении наличных. Ведь это абсурд, когда за перечисление денег со счета при крупной покупке необходимо уплатить 1,5—2% комиссионных, да еще ждать три дня перечисления и зачисления, тогда как та же операция за наличку проходит значительно оперативнее и дешевле.

Следовало бы ограничить возможность уплаты наличными при приобретении товаров на сумму, условно говоря, более 5 тыс. грн. и обязать граждан делать такие платежи только карточками. Это резко активизирует и ускорит трансакции, уменьшая издержки.

— Считаете ли вы нормальным вынуждать людей нести деньги для перечислений обратно в банк, если их зачастую с таким трудом оттуда забрали? И нет никаких гарантий, что необходимый платеж будет выполнен вовремя?

— В этом-то как раз и проблема, что Нацбанк ничего не сделал не только для стимулирования системы безналичных расчетов, но и для обеспечения ее бесперебойной и оперативной работы. А ведь и эта проблема решается просто — достаточно было создать соответствующие резервы для обеспечения бесперебойной работы платежных систем, которые могли бы составить лишь небольшую часть тех огромных сумм, которые были выброшены на рефинансирование.

Тем временем изъятые из банков депозиты идут в наличные и где-то лежат. Центральный банк компенсирует их отток эмиссионными кредитами рефинансирования. И достаточно буквально одной спички, чтобы спровоцировать панику и галопирующий рост цен.

Поэтому наличные деньги нужно срочно возвращать в банковскую систему.

— Намного легче сказать, чем сделать…

— Хотите рецепт? У нас есть один государственный банк, пользующийся привилегией стопроцентных госгарантий по своим обязательствам. Так вот, в нынешней кризисной ситуации было бы целесообразно запретить ему коммерческое кредитование, одновременно обязав Нацбанк выкупать все привлекаемые им ресурсы по приемлемой ставке (например, рефинансирования или даже более высокой).

Тогда бы широкие слои населения знали: вот — банк, в котором госгарантия вкладов действительно реализована, что он не кредитует никакой «Нафтогаз», не отдает деньги в коммерческие организации. Миллиарды и десятки миллиардов вернулись бы в банковскую систему, поскольку держать быстро обесценивающиеся деньги дома и опасно, и накладно. Но ведь ничего этого не делается.

Вместо этого сохраняется абсурдный и тупиковый мораторий на досрочную выдачу депозитов. Я недавно посоветовал одному бывшему депутату и вице-премьеру, что можно забрать вклад, обратившись в суд с иском, но не на возврат депозита, а о признании банка банкротом ввиду невыполнения им обязательств. И вы знаете, предъявление соответствующего иска быстро возымело действие: признание банкротом и последующая ликвидация учреждения — слишком серьезная угроза.

Я решил предложить банкирам: давайте внесем изменения в Гражданский кодекс, согласно которым возможность досрочного возврата депозита будет регулироваться условиями каждого конкретного депозитного договора. Если предусмотрена в договоре возможность досрочного расторжения, по такому вкладу устанавливается более низкий процент. Без права досрочного расторжения — более высокий. Соответствующий проект закона был подготовлен Госфинуслуг и предложен для обсуждения.

На мой взгляд, это фундаментальное нововведение, в корне меняющее ситуацию с депозитами, с планированием банками разрывов между активами и пассивами.

К моему удивлению, инициатива не встретила должного понимания. Ее публично не поддержал ни один банкир.

Тем временем у меня здесь были недавно прокуроры, которые сами жаловались на невозможность забрать депозиты. Я спрашиваю: «Так что вам мешает сделать это силой, как закон и сам Бог велели?» Отвечают: «Для этого надо, чтобы на самом высоком уровне было принято соответствующее политическое решение».

Вдумайтесь, чтобы в этой стране начал выполняться закон, необходимо политическое решение!

То есть мы с вами живем в неправовом государстве, в котором система правовой защиты граждан не действует, а для определенной касты людей законы уже не имеют фактически никакого значения. Сами же банкиры признаются в частных беседах, что зависят от договоренностей с чиновниками НБУ.

Тотальная власть коррупции

— Почему умные, самодостаточные, в большинстве случаев очень состоятельные люди готовы находиться в подобной неформальной зависимости, унижаться, пресмыкаться?

— Здесь уже придется говорить не только о банковской системе, но и о нашем обществе в целом, имеющем свои ментальные особенности. Большинство людей, занимающих руководящие посты во власти и бизнесе, — продукт советской эпохи, а во многих еще живы и отголоски сталинизма. Наше общество до 1917 года жило в условиях феодально-общинного строя, поэтому фактически и не был сформирован институт частной собственности. В таком обществе тотальное беззаконие и власть коррупции вполне возможны.

Никто пока не создал такой науки — политэкономия коррупции. Но ее придется создать, если всерьез захотеть понять, что такое экономика Украины, которая полностью построена на взаимоотношениях коррупции, причем с самого верха до самого низа.

Но есть один удивительный аспект. Казалось бы, как в таких условиях можно бороться с криминальными компаниями? Ведь раз силовые и надзорные органы тотально коррумпированы, значит, должно быть и тотальное беззаконие? Оказывается — нет. Система все равно работает достаточно эффективно и требует выполнения закона. Почему? Потому что если кто-то грубо нарушает закон, об этом становится известно правоохранительным и надзорным органам, а их у нас много.

Нарушение закона для них — основание прийти и взять взятку. И нарушителям всем им надо платить, причем «в системе» и постоянно, поэтому их структуры становятся неэффективными. И в этом отношении коррупция во многом сама себя балансирует, т.е. границы беззакония получаются тоже ограниченными.

Такая система, оказывается, вполне жизнеспособна. Только последствия ее существования будут вести к тому, что экономика этой страны никогда не будет конкурентоспособной.

А подавляющее большинство населения будет жить на нищенском уровне. Казалось бы, удивительно, что оно не оказывает никакого видимого сопротивления. Ему отказывают в полноценной медицинской помощи — оно терпит, не отдают депозиты — прямое ущемление прав собственности — терпит!

Ну и мир терпит, в какой-то мере.

— А имеет ли вообще право на существование в современном мире государство, живущее за счет подобного рода теневой эксплуатации своих граждан?

— В подобных случаях надо смотреть на исторические примеры, поскольку то, что нам кажется ненормальным, на самом деле уже где-то когда-то было. В средние века было ведь понятие кормления, продажи должностей, можно было откупить право сбора налогов на определенной территории, были барщина и оброк, были сюзерены и их вассалы, получавшие какую-то территорию в управление.

Сейчас это называется коррупцией, а тогда называлось феодальной системой отношений. Так что, по большому счету, это в современных терминах мы используем определение «власть коррупции». А в исторических терминах мы могли бы сказать, что в Украине воспроизводится неформально существующая система докапиталистических феодальных отношений, местами дополняемая еще более древней системой родоплеменных отношений («кумовство», «кланы» и т.п.).

Может быть, самое главное — понимание сути общества, в котором мы живем. Тогда становится ясной и суть спора между Госфинуслуг и Нацбанком, и политика Нацбанка, и почему «народ безмолвствует».